ГОРДОСТЬ НАЦИИ: Россия теряет образование

Ярослав Кузьминов

 

В каждом обществе система образования исполняет три важнейшие функции. Она обучает нормам жизни в обществе и предоставляет первичные квалификации. Она формирует профессиональные элиты - те 5% работников, которые преодолевают стереотипы, делают открытия и предлагают новые предпринимательские комбинации. Она "перемешивает" выходцев из разных слоев общества по их склонностям и талантам и тем самым задает условия "равного старта".

Россия удерживается в клубе развитых государств благодаря рудиментам советской оборонной мощи и высокому уровню образования. Если оборонный фактор из-за недостатка инвестиций прекратит свое действие в течение жизни ближайшего поколения, то система образования - формально - даже растет. В России 360 человек на 10 000 населения - студенты вузов, в вузы приходит больше 90% окончивших средние школы.

Но наше образование перестало выполнять две из трех названных важнейших функций: оно не отбирает и не воспитывает элиту и оно не содействует "социальному перемешиванию" российского общества.

        

Культурное наследие и инерция формы.

 

Российская система образования в отличие от, скажем, германской не всегда несла амбициозные задачи. Скорее разные силы пытались ее использовать в противоположных политических целях - закрепления или подрыва системы. После 1917 г. задачи были выдвинуты: построение бесклассового общества на передовых технологиях.

Сегодняшняя система школ, ПТУ, техникумов и вузов все еще несет на себе неизгладимую печать большой стройки 30 - 60-х гг. Это массовый характер образования, его широкая обязательность - и формальная, и в общественном сознании.

Это узкая профессиональная нацеленность - вплоть до университетов, факультеты которых фактически превратились в высшие профессиональные школы. Досужее знание старых университетов было изгнано, его носители эмигрировали, уничтожены или затаились в профессиональных нишах, как Лосев и Бахтин.

Это особые меры, направляемые на перемешивание классов: как ограничительные (запрет на высшее образование для детей состоятельных семей в 20 - 30-х и фильтры против евреев в 60 - 70-е), так и поощрительные (целевые национальные квоты, рабфаки).

Это иерархическая структура образования, увенчанная шпилем Московского государственного университета, где все лучшее - от студентов и профессоров - отбирается в центр, в московские ведущие вузы.

        

На честном слове.

 

Закон об образовании 1992 г. в основном зафиксировал структуру, сложившуюся в 60 - 70-е гг. Он провозгласил принцип академической и экономической независимости учебных заведений. Государство сохранило обязательства по бесплатному образованию, но не подкрепило их соответствующим финансированием.

Педагоги должны были учить бюджетных студентов и школьников, невзирая на то, что финансовое обеспечение сократилось в 5 - 10 раз. Если вузы сумели отстоять право на неограниченную хозяйственную самостоятельность и дополнительный набор "коммерческих" студентов, то школы оказались в крайне тяжелом положении. Деньги родителей собирались и собираются на неформальной основе, но это не решает проблему зарплаты преподавателей. Поэтому они начинают зарабатывать дополнительные деньги самостоятельно, а не через школу.

Если в середине 80-х гг. в сопоставимых ценах на одного студента приходилось более $2000 в год, то сегодня правительству удалось поднять эту цифру с $300 до $500. По школе ситуация чуть лучше: почти $300 против $550 в 1985 г. Компенсировать нехватку средств удается лишь отчасти: средний "коммерческий" студент приносит вузу $650 - только на 30% больше, чем бюджетник. Все упирается в ограниченный платежеспособный спрос семей. Если в среднем российская семья тратит на образование 6% своего дохода, то для тех, чьи дети находятся в возрасте 13 - 20 лет, эта доля возрастает до 15 - 18% , а в отдельных случаях зашкаливает за 30%.

        

Последствия недофинансирования.

 

Искаженная структура приема в вузы. Преимущества получают богатые и близкие. Система образования перестала выполнять функцию "социального миксера". Если в 80-е гг. в Москве и Питере было две трети студентов из других регионов, то сейчас - около четверти. Помимо деятельности вуза "на государство" появилась параллельная деятельность "на себя". Попытки университетов выжить неизбежно ведут к предпочтению того, кто способен платить - платить репетиторам, официальным курсам при вузе, взяточникам при поступлении или самому вузу. Вузы обросли сетью "базовых школ", ограничив тем самым не только имущественный, но и территориальный ареал своего отбора.

Обособление территориальных систем образования. В ходе мониторинга экономики образования абитуриенты Пермской области в качестве предела мечтаний назвали местные пермские вузы. Лучшие московские школы упомянули лишь немногие. Мы были готовы к национальному патриотизму (и верно, Сорбонну и Гарвард не назвал никто) , но не к региональному. Такая аберрация зрения - знак ограничения запросов, следующих за ограничением возможностей ( "у них там все расписано"). Цена вопроса - складывание обособленных региональных элит. Дополнительная цена - уютный провинциализм местных школ и университетов, не озабоченных конкуренцией на образовательном рынке.

Разрушение системы отбора и подготовки элиты. В России интенсивно идет вырождение и распад научных школ - основного инструмента воспитания профессиональных элит завтрашнего дня. Именно наука формирует тот человеческий потенциал, который позволяет России считаться значительным игроком на международной арене. По другим параметрам (производительность труда, качество жизни, ВВП, структура экспорта) мы безнадежно отстаем. Ведущие научные школы оказались приравнены по базовому нищенскому финансированию к массовым вузам. Сегодня в науке сохранилось меньше трети кадрового потенциала исследователей. "Выбывание" идет темпом 8 - 10% в год. Если эта тенденция сохранится, страна потеряет систему подготовки собственной элиты уже через пять лет.

Даже сохранившаяся, "работающая" функция образования - подготовка квалифицированных специалистов - находится сейчас под угрозой. Система вузов и техникумов, напомню, была ориентирована на удовлетворение потребности в кадрах отраслей плановой экономики. Этих отраслей нет уже сегодня, а структура специальностей по-прежнему ориентирована на их существование. Расчетные потери системы профессионального образования от инерционной структуры специальностей составляют до трети всех ее ресурсов, или свыше $1 млрд в год.

 

Верен ли сценарий?

 

Нынешняя реформа образования предполагает три источника решения проблемы. Это опережающее увеличение бюджетного финансирования (в 1999 - 2002 гг. федеральный бюджет образования рос больше чем на 25% в реальном выражении в год) , рост доходов населения (в среднем на 10% в год) и более эффективная их мобилизация учебными заведениями (в частности, за счет перехода к единому экзамену до $500 млн "репетиторских" денег должно перейти вузам в виде соответствующего повышения цен на обучение) , а также устранение структурных потерь. Наиболее одиозный пример последних - раздутая структура высшего образования, где до 50% студентов педагогических, аграрных, медицинских, военных и инженерных вузов даже не собираются искать работу по специальности. Еще один фактор - демографический. Число учащихся в России во второй половине десятилетия сократится по некоторым возрастам на 20 - 30%. Это позволит сосредоточить высвободившиеся ресурсы.

Программа действий власти при ее последовательной реализации может вернуть образованию функцию "социального миксера" и повысить наполнение образовательных бюджетов за счет всех источников примерно в 2 - 2,5 раза до конца десятилетия. Это будет решением для средней школы, но не для университетов. Проблема подготовки элиты эффективного решения пока не находит.

Даже самый позитивный сценарий не дает возможности преодолеть недофинансирование сложившейся структуры профессиональных образовательных учреждений раньше чем в 2010 - 2015 гг. Это слишком поздно. Действующий сценарий развития образования отстает от накопления в нем негативных изменений.

 

Автор - ректор Высшей школы экономики

 

ВЕДОМОСТИ  1-09